Иосип Броз Тито и сурдопедагогика

В 1954 году в МГПИ имени Ленина на должность директора был переведён из Ленинградского госпединститута имени Герцена Николай Прокофьевич Киреев. Небесной канцелярии виднее, кого, куда и когда назначать.

Начались контакты между институтами, и в зимние каникулы 1956 года большая группа ленинградских студентов приехала в Москву, а московские студенты поехали на отдых в Ленинград. Жили друг у друга в общежитиях, вернее, только ночевали, потому что днём были на экскурсиях и в музеях, а по вечерам — в театрах. Мне, второкурснице дефектологического факультета, посчастливилось принять участие в этом культурном обмене. Увиденный впервые Ленинград ошеломил! Сейчас, по прошествии почти семидесяти лет, особенно вспоминаются Эрмитаж, Русский музей, балет «Раймонда» в Кировском театре, спектакль «Деревья умирают стоя» у Акимова и «Пирожковая» на Невском, рядом с общежитием. Вернулась в Москву очень счастливая.

В расписании четвёртого семестра появился новый предмет — «История сурдопедагогики». Читать его стал директор Научно-исследовательского института дефектологии Алексей Иванович Дьячков. Видимо, в деканате были убеждены, что коли он директор НИИДа, то лучше всех знает историю сурдопедагогики. Дьячков не был профессиональным лектором. Нами, слушавшими академика Лосева по античной литературе, златоуста Пуришева по зарубежной литературе, профессора Крючкова по русскому языку и других крупных специалистов, лекции Дьячкова по содержанию и форме их подачи  воспринимались как однообразные, иногда нелогичные и даже с аграмматизмами. Выручало то, что у нас уже была пассивная практика в спецшколе для глухих, и мы общались с лучшими сурдопедагогами Москвы. Между собой этот предмет мы называли: «Что сказал Аристотель про глухонемых».

Летом, по окончании сессии, я собиралась вторично поехать от Института языкознания в диалектологическую экспедицию. У меня уже был прошлогодний опыт такой поездки в Ярославскую область. Ездить по деревням маленькими группами по 2-3 человека и записывать говоры мне понравилось, с заданием я справилась, и меня позвали снова. Посмотрела расписание экзаменов весенней сессии: последней в самом конце июня была поставлена «История сурдопедагогики», а я в этот день уже должна была находиться в экспедиции. Выход из этой ситуации был один: досрочная сдача предмета. Я пошла в деканат, и мне дали разрешение на досрочную сдачу экзамена в среду, 20 июня 1956 года.

Время. начавшееся со 2-й половины 50-х годов, потом назовут «хрущёвской оттепелью». Обновление и энтузиазм характеризовали всю жизнь нашей страны. Восстанавливались и строились новые предприятия, учреждения и учебные заведения, ярчайший пример — новые высотные корпуса МГУ на Воробьёвых горах. Вместе с этим налаживались разрушенные войной отношения между государствами и народами. В частности, возобновились дружеские контакты с Югославией, а я помнила критические газетные статьи и карикатуры на её руководителя Иосипа Броз Тито, где он изображался палачом, с топора которого капала кровь. Дело иногда доходило до абсурда: футбольную команду ЦДКА (Центрального Дома Красной Армии, ныне ЦСКА) разогнали за проигрыш югославам на спортивных соревнованиях! А в середине 50-х годов добрососедские отношения восстановились, и в июне 1956 года в Москву приехала представительная партийно-правительственная делегация во главе с Тито для подписания важных документов о сотрудничестве.

У меня сессия и подготовка к экспедиции шли своим чередом. Напомню, что в те времена дефектологический факультет размещался в здании школьного типа, около метро Киевская, перед Бородинским мостом, рядом с площадью Киевского вокзала.

К назначенному времени 20 июня мы, несколько досрочниц, собрались в одной из аудиторий. Ждём Дьячкова. Его нет. Через час позвонили в НИИД. Оттуда отвечают: выехал. Ещё час проходит. Преподавателя нет, мы нервничаем. Наконец Алексей Иванович появляется, но на него больно было смотреть: покрасневший, потный, расстроенный. Оказалось, что в этот день заканчивался визит югославской делегации. Днём в Кремле состоялось подписание документов, а потом югославская делегация уезжала в Киев, и советские руководители во главе с Хрущёвым поехали её провожать на …Киевский вокзал, поэтому вся площадь и выход из метро оказались перекрытыми и заблокированными милицией в течение нескольких часов. Из оцепления не выпускали никого. Когда поезд с Тито отбыл, а провожающие вернулись в Кремль, охрану сняли.

Мы искренне жалели Алексея Ивановича, фронтовика, 56-летнего немолодого человека, уважаемого учёного, которого в унизительном положении продержали на солнцепёке свыше двух часов.

Начался экзамен. В свой черёд села перед Дьячковым отвечать по билету, но он меня перебил словами: «Не то говорите». Я попросила разрешения ещё подумать, он согласился. Вернулась на своё место, осторожно открыла на коленках тетрадь с конспектами и заволновалась, потому что излагала в точности то, что было записано на лекции. Отвечая Дьячкову вторично, подбирала синонимы и другие конструкции фраз, а он опять сказал: «Не то рассказываете». Тут я поняла. что учёба важнее экспедиции, и попросила Дьячкова: «Алексей Иванович, я уж лучше приду сдавать экзамен со своей группой». «Пожалуйста», — ответил он и вернул мне зачётку.

На следующий день пришла в деканат и говорю, что буду сдавать «Историю сурдопедагогики» по расписанию, с моей группой. «Нет, — сообщают мне, — будете сдавать после окончания сессии как неуспевающая, потому что Дьячков вам поставил «неуд» в ведомости». Я испугалась: это значило остаться без стипендии. Растерянно спросила, что же мне теперь делать. Мне ответили, что в моей безнадёжной ситуации помочь может только директор института Киреев.

Тут же, не тратя времени, поехала на трамвае по Бородинскому мосту, по Плющихе, на Малую Пироговскую, в наш прекрасный Главный корпус. Мною двигало неосознанное желание ликвидировать случившуюся со мной несправедливость.

В огромном здании было прохладно и малолюдно. Мне повезло, Николай Прокофьевич оказался на месте. Через приёмную вошла к нему в кабинет. Поздоровавшись, изложила свою просьбу. Он внимательно меня выслушал и задал один-единственный вопрос:

 — А как вы учились раньше?

Молча протянула ему свою зачётку. Он её изучил и снял телефонную трубку. После слов приветствия и общих фраз (я поняла, что позвонил он в деканат деффака) Киреев спросил:

 — Почему отказываете студентке Маргулис пересдать экзамен во время сессии?

Ему что-то долго объясняли, а Николай Прокофьевич спрашивает:

 — Скажите, у вас много круглых отличников с первого курса?

Не дослушав объяснения, Киреев сказал:

 — Дайте ей разрешение на пересдачу экзамена.

Николай Прокофьевич вернул мне зачётку и пожелал удачи. Поблагодарила и попрощалась, даже не удивясь быстроте и лёгкости преодоления проблемы.

Через несколько дней Алексей Иванович Дьячков на экзамене поставил мне в зачётке «отл».

Пролетели ещё 3 великолепных студенческих года, и 4 июля 1959г. в круглом Актовом зале  Главного корпуса Николай Прокофьевич Киреев вручил мне диплом с отличием. Вряд ли он вспомнил, как однажды заступился за одну из  тысяч своих студенток.

Не часто, но когда бы ни приходилось мне в жизни брать в руки мой красный диплом, я с удовольствием и благодарностью вспоминала советско — югославскую дружбу, директора Киреева и приславшую его в МГПИ небесную канцелярию.

Много позже я узнала, что  сын Киреева женился на моей подружке детства красавице Ирочке.

                           Нэлли Маргулис, выпускница МГПИ имени Ленина 1959 ода, член Союза журналистов, г. Ногинск.